Люди пишут..., истории, что заставляют задуматься Опции

[Lilac]

Да, а я вспомнила, что моя коллега называет нас всех "молодухи" (IMG:style_emoticons/default/biggrin.gif)
Смешное слово, но приятно!
А когда в метро мужик мне место уступил, я так расстроилась, но вдруг он мне говорит "садитесь, девушка"!!!
Я ему всё простила! (IMG:style_emoticons/default/laugh.gif)

А вообще очень интересно, как меняется наше отношение к возрасту на протяжении всей жизни! То 30 - старуха, а то 50 девочка!

[Лёлька]

Вы будете смеяться...
В школе, услышав про конец света (ну, очередное предсказание не помню кого) посчитала, сколько мне будет лет в этом самом двухтысячном. Получилось 27 (IMG:style_emoticons/default/smile.gif) Удовлетворенная результатом, сказала себе, что уже поживу достаточно, умирать не страшно будет. Отакот!

[Рыська]

Вы будете смеяться...
В школе, услышав про конец света (ну, очередное предсказание не помню кого) посчитала, сколько мне будет лет в этом самом двухтысячном. Получилось 27 (IMG:style_emoticons/default/smile.gif) Удовлетворенная результатом, сказала себе, что уже поживу достаточно, умирать не страшно будет. Отакот!

Нет я не буду! Верю... (IMG:style_emoticons/default/smile.gif) так и было!

[Лада]

Вы будете смеяться...
В школе, услышав про конец света (ну, очередное предсказание не помню кого) посчитала, сколько мне будет лет в этом самом двухтысячном. Получилось 27 (IMG:style_emoticons/default/smile.gif) Удовлетворенная результатом, сказала себе, что уже поживу достаточно, умирать не страшно будет. Отакот!

Лель вот ты не поверишь,но и я тогда также думала! (IMG:style_emoticons/default/rolleyes.gif)

[Лёлька]

Звонок

Это случилось средь бела дня. Во втором часу. Андрей Анатольевич заскочил пообедать — совсем рядом с домом был на переговорах у генподрядчика. Если бы Соня, жена, не позвонила, да не сказала, что «Такие щи с грибами сварила, будешь вечером возвращаться, купи сметанки!», он, может, и проехал бы мимо, а тут…

Соня обрадовалась и стала суетиться, накрывая на стол.

— … и ты, понимаешь, Андрюша, я ей говорю, маме твоей, что, мол, смысла нет сейчас вот везти два мешка картошки на дачу за сто км, — Соня сопровождала каждое свое движение новыми антидачными аргументами, — это… корячиться там, на поле… потом, осенью, собрать три мешка неизвестно еще какой бульбы этой… а бензина сколько сожжем, пока туда-сюда, туда-сюда… Да и Андрюшу, говорю, пожалели бы своего — он и так сутками на работе своей пропадает, а тут вы со своей картошкой. А она… Ну, что ты молчишь? — рассердилась она на мужа, — «Ля» запало? Или ты со мной не согласен? Да выключи ты эти новости — все брешут, по всем каналам. Задрали со своими войнами и революциями. Я уже начинаю верить в конец света. Наслушаешься тут за день… Да не молчи ты! Я на работу хочу, скорей бы. Моешь, моешь эту посуду, а через пару часов — опять гора, блин…

Андрею было смешно. Да он слышит ее, слышит свою Соньку – щебетуху. А как ответить, если его уже минут пять, как нет. Ну, то есть, он есть. Вот он. Все видит, слышит. А она пока не знает этого. Она с ним, живым, еще разговаривает. Сейчас обернется. Хоть бы не испугалась — с ним все нормально.

А чувство, и правда, необычное, интересно все так! Точно все описывают в литературе, не придумывают — летаешь над самим собой, своим телом. Все видишь, слышишь, можешь дотронуться, сквозь стены проплыть можно, можно обнять кого-то, а тебя не слышат, не видят и уже не осязают. И все замедленно, и так спокойно, и так хорошо! И почему мы так даже само слово «смерть» при жизни боимся? Вот только что сидел перед телевизором и думал, как Ленин о революции, о том, чтобы объект вовремя сдать, чтобы сварщика Уткина попугать сильно, но пока не увольнять, потому что без него — никак. А еще постоянно стучит в виске, что за учебу Сережки в универе в последний раз заплатить надо, и — баста, пойдет уже на свои хлеба, работу ему хорошую приготовил, да и сам Сергей — не дурак, не пропадет, молодец.

Соню пригласили в художественный салон преподавать ее любимую соломку, зарплату дают больше, чем он, глава семьи, сейчас в дом носит. Раза в полтора. Подумать только — он дома строит, а она какую-то ерунду плетет, а ее труд соломенный прибыли приносит больше! Смешно…

Андрей подумал, что вот не случайно все эти мысли приходили перед смертью только что, да и сейчас в голове сидят, продолжают думаться. Говорят, это называется «жизнь пронеслась, как одно мгновение». Говорят, что человек подводит итоги всех дел, завершенных и не завершенных. А у него, если так разобраться, незавершенных и нет: матушка еще в порядке, пенсия у нее хорошая, дача есть, внук любимый есть, с невесткой до драки не доругиваются; жена — огонек, молодая, здоровая, с работой, с независимостью под мышкой, как с красной папкой «дело» носится — не пропадет. Сын Серега, вообще, —гордость, надежда и опора — умный, духом крепкий, трудяга. Женится на такой же «соне», сто процентов. А значит, сто процентов — тоже не пропадет.

А работа… да халера ее бери. В лес не убежит, с собой не заберешь, на яхту все равно не заработаешь, так чего и пыхтеть — на небесах еды, уже понятно, не надо, а на земле остались не нищими ни жена, ни мать, ни Сережка: и движимого, и недвижимого хватает, слава богу.

— Слушай, Андрей, хорош дремать, давай, давай, кушай и поговори со мной, — Соня, наконец, обернулась из кухни, — Иди, остывают уже щи твои. Адре-е-ей?! Оглох, что ли…



Подходит… Все! Началось «да на кого ж ты меня покинул»…

— Андрей! Андрюша! — Соня подняла выпавший из рук мужа пульт, — Андрей, что с тобой? Господи, ну ты что?! Андрей, что такое?! — Cофья стала бить по щекам, трясти бездыханное, обмякшее тело мужа, — Ой, ой, ой… Андрю-ю-ю-ша, ну ты что? Тебе плохо? — она схватила его мобильный и стала набирать «03».

Андрей слышал, как коротко и противно там квакают гудки. «Скорая» — а не дозвониться! Софья дрожащими руками стала щупать пульс, зачем-то попеременно: то на запястье, то где-то на шее.

И чего она так суетится?! Какая «скорая», если он уже здесь, над всеми «скорыми», Соней, щами, которые, оказывается, и тут пахнут.

— Ну, мать, не шебурши так, не плачь, чего ты так испугалась? Я в порядке, — он обнял жену, но она этого не понимала, не слышала и все продолжала щупать его, полулежащего в кресле. И поглядывала на телефон — дозвон крутился снова и снова, показывая «абонент занят».

— Господи, да что ж это такое! — Соня рванула в коридор, и оттуда послышались резкие рывки стационарного диска: раз-два, ноль-три, раз-два, ноль-три…

И там занято, во дают — человек умер, не успев даже сообщить об этом врачу!

Спокойствие тут такое, что даже зевнуть хочется. Интересно. А тела, кстати, нет никакого у души, даже воздушного, как в ужастиках про мертвецов показывают. Ну вот — ни рук, ни ног, а все ощущаешь. А говорят, душа долго от тела не улетает. Это что, и похороны эти, венки, гробы видеть придется? О, господи! Зачем это вообще нужно… Мать сейчас приедет, будет тут валерьянку пить, плакать, причитать, вспоминать, каким он маленьким был хорошим, Соньке не скажет, но подумает, что та, мол, мужа не берегла, не холила, вот довела до приступа сердечного.

Автодозвон прекратился. Лимит, видно, вышел. И раздался звонок. Андрей подлетел, не спеша, думая о том, кто это его решил побеспокоить: сварщик Уткин или шеф, мать или Сережка, или…

«звонит: Валик» — светилось на экране. И фотка дурацкая друга в трусах и в прорабской красной каске. С шампуром в зубах, в позе скачущего лизгинку грузина. На даче прошлым летом сделал. Напились, придуривались, позировали, смеялись. Да…

Андрей нажал на зеленую кнопочку, но она отскочила назад — ага, с того света звонить, значит, нельзя. Теперь проверено на себе.

Пришла смс-ка. Андрей хотел еще раз попробовать, но и так увидел — словно лента телетайпа по воздуху побежала строчка телефонного мелкого шрифта: «Андрюха, ты где? Выручай — закипела моя тарантайка, стою под Молодечно, телефон разряжен, спасай, друг, буксируй, рыдаю».

Андрей ни за что бы ни поверил, что его теперешнее спокойствие и безмятежие что-то может нарушить, но зевота и лень прошли мигом.

Он набрал номер и услышал «Ну, наконец! Андрюха, а я тут…».

— Валик, ты где конкретно? Ща выезжаю, а я тут домой заскочил, закемарил… и что-то так серд-це прихвати-ло… — еще сильно задыхаясь от такого внезапного перемещения назад в тело, ответил тихо и почти по слогам Андрей.

— Да, не знаю, пульса нет, срочно… он, умер, навер… — Софья выпустила из рук трубку телефона, и та брякнула по плитке пола так звонко, что Андрей вздрогнул — давно резких звуков не слышал, показалось, что вечность.

— Господи, Андрюша! Ты жив?! Я с ума сошла, что ли… у тебя пульса не было! Тебе плохо? — Cоня подбежала, присела на корточки перед креслом, — Что это было? Сердце?! О, господи…

— Сонь, щи давай. Не знаю, что было. Сердце, вроде, и, правда, как-то зашлось.

Андрей встал, вздохнул, потянулся и посмотрел куда-то не то в потолок, не то в небеса сквозь потолок — нет, ничего не видно, хотя осталось какое-то странное чувство раздвоенности.

— Ты никуда не поедешь! У тебя был какой-то криз, тебе только что было плохо, не пущу!

— Сонь, перестань, а?! Погрей щи, я — пару ложек и полечу — Виталик застрял на своей колымаге. Надо ехать.

— Ну, как же… тебе бы лучше остаться… вечно этот Виталик с проблемами. Я тут «скорую» вызываю, а он… Когда ж это кончится?

— Давай, будем думать, что никогда, — Андрей хлебнул пару ложек, поправил перед зеркалом галстук и, поцеловав уже в дверях бурчащую Соню, вышел из дома.

Всю дорогу до Молодечно в голове крутилось «… дру-у-у-г мой верный со мной всегда будет, к плечу плечо…».


©vesnyanka2007 Наталья Корнилова

[Рыська]

Дааа, и смешно и грустно! (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)
Вчера с племяшкой разговаривали. и в разговоре.....
она говорит я не представляю, что тебя когда то не будет...я говорю не думай, я буду жить долго! (IMG:style_emoticons/default/wink.gif) (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)
А говорили я...о наследстве...кстати вот и еще тебе тема! надо открыть! (IMG:style_emoticons/default/smile.gif) я затеяла разговор...

[Лёлька]

Когда-нибудь нас всех не будет, Рыська (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)

[Рыська]

Когда-нибудь нас всех не будет, Рыська (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)

Как ты права, моя дорогая! Я даже не спорю... (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)

[Лёлька]

Он упрямый...

Рак – болезнь хуёвая. И для больного, и для его окружения. Деду было за 80, рак у него был выявлен на поздней стадии, и все врачи, так или иначе принимавшие участие в его лечении, сошлись в одном: пациент неоперабелен, да и вообще, неизлечим. Выписали обезболивающие и отправили домой. Умирать.

***

Умирал дед долго.

Настал момент, когда в доме у него постоянно приходилось находиться кому-нибудь из родных. Днём и ночью. Обезболивающие уже не справлялись, и деда корёжило от боли. Боль не давала ему покоя ни днём, ни ночью. Он не мог уже спокойно ни лежать, ни сидеть, ему приходилось постоянно менять положение, двигаться, ходить, хотя на это уже не почти не было сил. Покормить, напоить, уколоть, поднять, отвести, посадить, уложить, укол, таблетка, глоток чая, две ложки каши «через не могу», посадить, отвести, укол, таблетка… Бывало, он ненадолго засыпал, и тогда у того, кто был рядом, появлялось минут 15-20 передышки. Потом всё повторялось. Глоток чая, ложка творога, укол, таблетка…

В последнюю ночь рядом с дедом был я. Укол, таблетка, глоток воды. Он лежит, я сижу рядом, смотрю на ковёр на стене. Глаза слипаются. Тишина. Только его неровное, с присвистом дыхание да тиканье часов на стене.

- Помираю я, внучек, – очень тихо сказал дед. Я вздрогнул от неожиданности. Глаза его сквозь полуприкрытые веки неподвижно смотрели на меня. Не было в этом взгляде ничего. Ни отражения непрекращающейся боли последних месяцев, ни беспомощности, ни горечи, ни страха – ничего из того, что я видел в них в последнее время.

- Держись дед, я с тобой, – тихо ответил я и взял его за руку. Запястье его было сухим и холодным. Он слегка сжал мои пальцы своими и слабо, еле заметно улыбнулся. На большее у него уже не было сил.

Дыхание его становилось всё слабее, всё тише. Пальцы разжались. Тишина. И только часы на стене продолжали тикать. Громко. Очень громко. Теперь это был единственный звук, нарушавший предутреннюю тишину. Три пятнадцать.

***

К вечеру я наконец добрался до своей постели. Последние несколько шагов я сделал в темноте. Держать глаза открытыми было уже невозможно. Уснул я, наверное, еще до того, как моя голова опустилась на подушку.

И снова тишина. Лишь тихий шепот ветра в ушах. Теплого, спокойного ветра, какой бывает, когда летишь над пустыней. Я и лечу над пустыней. Вверху – небо. Ослепительно синее в зените и постепенно выгорающее ближе к горизонту. Подо мной - ровная, гладкая поверхность от неба до неба. Я опускаюсь ниже и вижу, что она покрыта мелкой сеткой трещин. Бескрайняя. Горячая. Безжизненная.

Хотя нет. Там, вдалеке, что-то движется по ней. Короткая тень. Ближе. Теперь я вижу и того, кто её отбрасывает. Это человек. Ещё ближе. Дед…

Изменился. Похорошел. На вид – лет 50. Высокий, подтянутый, цветущий мужчина с роскошной седой шевелюрой, которую слегка треплет ветер. Настоящий полковник! Только глаза… Ясные, широко распахнутые и… растерянные. Глаза ребенка. Ребенка, который впервые остался один в большом доме и ещё не понял, восхищаться ли ему своей свободой или испугаться своего одиночества.

Пытаюсь окликнуть его. Ничего не выходит. Он не слышит меня. Да я и сам себя не слышу. Мой крик безмолвен. Я встаю прямо перед ним. Он смотрит сквозь меня, поднимает руку к глазам, прищуривается, обводит взглядом горизонт. Потом, видимо выбрав направление, идёт. Сейчас он заденет меня плечом. Нет, не задел. Прошёл насквозь. Пытаюсь увидеть свои руки. Их нет. Ног тоже. Я не вижу свое тело. И не чувствую его. Меня нет? Спокойно, спокойно. Я вижу, слышу, чувствую ветер. Я чувствую, что он тёплый, и я даже чувствую его запах. Запах тёплого весеннего ветра пустыни. И я чувствую чью-то улыбку. Широкую и добродушную.

- Ты кто? – спросил я, не очень надеясь на ответ.

- Тот, кто должен его проводить, - услышал я незамедлительно. Хотя «услышал» - это не совсем верно. Слова ощущались сразу всему чувствами.

- Куда?

- Сейчас покажу.

В тот же миг мы поднялись очень высоко над поверхностью. Дед стал крохотным, а потом и вовсе неразличимым. У самого горизонта показалось крохотное темное пятнышко, к которому мы стали быстро приближаться. Через секунду мы были на месте. Небольшой скверик, окруженный аккуратно подстриженной живой изгородью в рост человека, в которой был проход с зеленой аркой. Мы «прошли» внутрь…

Маёвка. Это слово было первым, что пришло мне в голову при виде этого места. Парк. Большой. Зеленые поляны в окружении высоких деревьев. На полянах здесь и там сидели небольшими компаниями люди, выпивали, закусывали, что-то рассказывали друг другу, смеялись, кто-то наигрывал на гитаре, кто-то пел. Много детей. Озёра с лодками, рыбаками на берегах и парочками, сидящими в тени плакучих ив. Аллеи. Беседки. Фонтаны. Мы проносились сквозь этот бесконечный парк всё быстрее, и я каким-то немыслимым образом успевал воспринимать окружающее меня. За мгновенье я увидел, услышал, осознал и почувствовал всё и всех. Меня накрыла волна всезнания и какого-то нечеловеческого восторга. В какой-то момент мне показалось, что еще чуть-чуть, и огромный поток информации, прошедшей через моё сознание, просто разорвет меня, или растворит, и я стану сразу всем, я стану этим восторгом… Но перестану быть собой. И мне стало страшно. В тот же момент всё прекратилось, и я опять видел майский парк со старой фотографии.

Я почувствовал, что мой спутник снисходительно улыбается. Как будто старый друг, работающий инструктором по прыжкам с парашютом, которого я долго уговаривал прыгнуть со мной первый раз. А когда он наконец согласился, я наотрез отказался прыгать, увидев бездну в проеме люка. И из-за моего страха эта бездна так и осталась для меня несбывшейся мечтой, до которой оставалось сделать один шаг. А для него она была домом. И он знал, что я не прыгну. Потому что время моего прыжка ещё не настало.

- Это что, рай?

- Можно и так назвать, почему бы и нет? – ответил мой невидимый собеседник.

- Такой странный…

- Что же в нём странного?

- Он… Как бы поточнее сказать… Как будто старая раскрашенная фотография. Точно, здесь у всех такой вид, как будто сейчас 50-е - 60-е годы прошлого века. Маёвка в раю! – Я рассмеялся. Потрясение от пережитого блаженства прошло, и мне почему-то стало стыдно. Словно я только что под кайфом пробежался голышом по всему городу, и теперь пытался спрятать свою наготу и свой стыд под плащом циничного, грубоватого юмора.

- Это его рай. Только его. И то, какой он есть и каким он будет, решать только ему.– Произнес мой собеседник спокойно и безапелляционно, так, что сразу всё стало понятно и не хотелось больше ни спрашивать, ни спорить на эту тему.

Через мгновенье мы уже были очень далеко от «парка», он затерялся где-то на горизонте, и я вновь увидел деда, идущего по поверхности пустыни.

- Так ты Бог? – спросил я, заложив над поверхностью крутой вираж, и притормозив, круто развернулся на 180 градусов в надежде всё-таки увидеть того, кто, казалось, постоянно находится у меня за спиной. И, естественно, никого не увидел. Только опять почувствовал его улыбку.

- Ну почему же сразу Бог? – он не переставал улыбаться, - Я всего лишь проводник. Проводник твоего деда. И сейчас я должен проводить его туда, где его ждут.

- А почему ты его не ведёшь туда? – я не видел, где был «парк», но каким-то образом понимал, что дед идёт совсем не в том направлении, откуда мы только что вернулись.

- Не могу.

- Как это так?

- Очень просто. Не могу, потому что для твоего деда меня нет.

- То есть?

- Он в меня не верит. Не просто не знает о моём существовании, или сомневается, или боится встречи со мной. Он не верит. А неверие, скажу я тебе, очень серьёзная сила. Иногда даже серьёзнее, чем вера. И переубедить его невозможно. Ты ведь знаешь, какой он упрямый… Тут я бессилен. Что бы я ни делал, меня для него нет. И всё. Точка!

- И что теперь, он никогда не доберется туда?

- Ну почему никогда? Когда-нибудь доберется. Может быть…

Я смотрел на деда, уходящего все дальше от своей цели, и каждый его шаг наполнял меня болью и отчаяньем. Нет. Так не может быть. Так не бывает. Мысли с грохотом нагромождались друг на друга, как льдины. Льдины с изломанными и острыми, как акульи зубы, краями. Они впивались в сознание, они заполняли меня без остатка. Мне захотелось спрятаться от них, в темноту, в никуда, сжаться в микроскопическую черную точку без размеров и чувств. И я сжимался в эту самую точку, в нечто бесконечно малое и темное, я поглощал сам себя, как черная дыра, пока не превратился в ничто. Меня больше не было. Была только боль. И был страх. И отчаянье. Всё. Выхода нет. Нет. Нет…

- Нет, ты неправ! Выход всегда есть, – голос моего спутника вернул меня к действительности. Я снова парил над пустыней в незримой компании улыбчивого Проводника. О пережитом кошмаре напоминало лишь ощущение ледяной, звенящей пустоты внутри меня. И это было приятно. Словно из меня выбили, вытрясли, вымыли, выжали всё, чем, казалось, я был. Мысли, чувства, воспоминания, обиды, надежды. Всё то, что так долго и заботливо копилось мной всю жизнь, и было мне так дорого, оказалось совершенно бесполезным хламом. Мусором, который я считал собой и который так боялся потерять. А теперь, когда его не стало, я ощущал пустоту и ясность. Понимание и невероятную осознанность. Уверенность и решимость. Я знал, где выход.

Я всё ещё чувствую этот запах. Запах тёплого весеннего ветра пустыни. Я не вижу своего тела. Потому что у ветра его нет.

Я подул. Подул в сторону своего деда. Подул со всей своей свежей силой, и, настигнув его со спины, едва не сбил с ног. Дед повернулся ко мне. Теперь я дул ему в лицо. Он зажмурил глаза и вдохнул полной грудью. И я наполнил его грудь собой. Своей ясностью, своей уверенностью, своей бесшабашной юной силой. Он открыл глаза и я увидел в них всё. Всё, что ощущал я, отразилось в его глазах. Дед смотрел прямо на меня и улыбался. А я продолжал дуть, петь, кричать и смеяться. Остановить меня было невозможно. И тут дед запел.

Гремя огнем, сверкая блеском стали
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И первый маршал в бой нас поведёт!

И он пошёл. Пошёл туда, откуда я дул. Туда, где его ждали. А я всё дул и дул ему в лицо, трепал его шевелюру, уносил прочь отзвуки слов его песни, и сам уносился прочь вместе с ними. Туда, где ждали меня. И, обернувшись напоследок, глядя в его удаляющуюся спину, я спросил:

- Долго ему идти?

- Долго, - ответил, устало улыбнувшись, Проводник.

- Но он ведь дойдёт? Ведь он знаешь какой? Он…

- Знаю. Он упрямый. Он дойдёт.

***

На следующий день были похороны. Такие, какие должны быть у настоящего полковника. Небольшой военный оркестрик, почетный караул с карабинами, боевые награды на бархатных подушечках, короткая прощальная речь на кладбище, три залпа в воздух, горсть земли на крышку гроба, тяжелые вздохи родных, скупые слезы немногочисленных однополчан, крестящиеся и причитающие старушки, и золотистые лучи ласкового сентябрьского солнышка, пробивающиеся сквозь дубовую листву. Всё, как положено. Хотя тому, чьё тело было только что предано земле, было уже всё равно. Сквозь тонкую ткань окружающей меня реальности я видел уходящую к горизонту фигуру деда. Он шёл бодрым шагом, не сомневаясь и не оглядываясь, шёл навстречу ветру, шёл по бесконечной, безжизненной пустыне, шёл туда, где его ждали. Я был спокоен за него.

Он упрямый. Он дойдёт.

(С) ZombioZ. 2011.

[Зефир]

дааааа..... добавить нечего....

[Лёлька]

А что тут добавишь? Верить надо (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)

[Зефир]

Ты права, надо

[Рыська]

А что тут добавишь? Верить надо (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)

Мы верим, но...

[Лёлька]

Мы верим, но...

Как раз вера и подразумевает, что надо без этого самого НО (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)
Без оснований и доказательств. Просто верить.

[Лёлька]

Люблю истории этого автора, они всегда несут определенный позитивный посыл, хотя, иной раз. повествуют не о таких уж и приятных событиях.
Очередная порадовала и вселила оптимизм, что не всё ещё так плохо, есть мужчины, способные заступиться.

Невзрачный мужичонка

Конец 80-х. Город Львов.
Сидели мы большой компанией студентов и одна девушка рассказала о недавно произошедшем с ней трагическом и в тоже время невероятно счастливом случае:
- Я с подругой ехала в электричке, народу не очень много, но свободных мест почти не было.
Заходит на остановке озверелая толпа здоровых мужиков – человек десять, не меньше. Нагло, пинками согнали с мест кучу народа, уселись к нам и тут же без разговоров стали лапать за все места.
Я заорала:
- Люди помогите кто-нибудь!
И тут же получила сильнейший удар ладонью по лицу, аж синие звездочки перед глазами... Несмотря ни на что продолжаю кричать:
- Чего же вы смотрите, тут есть мужчины!!? Помогите!!!
Но пассажиры вокруг, прикрывались от меня ладошками как от яркого солнца...
Второй удар был сильнее первого... По их разговорам, понимаю, что нас сейчас потащат в тамбур.
Вдруг рядом с толпой этих отморозков появился невзрачный такой мужичонка и неожиданно без разговоров скосил троих сидящих около него ублюдков. Да так быстро, что никто ничего понять не успел, их как будто машина сбила, один орет как свиноматка, а двое других молча повалились набок.
В следующую секунду, этот мужичок бросился бежать в сторону тамбура. Путь ему преградил верзила из той же компании (он охранял от пассажиров кнопку связи с машинистом).
Мужичок, ни на секунду не сбавляя скорости, сходу пробежал по верзиле, как по пустой картонной коробке. Как же громко этот бугай орал лежа на полу... ну просто как пожарная машина.
Оставшаяся толпа пришла в себя и бросилась за мужичком, но тот как-то забаррикадировался в тамбуре между вагонами. Они так и не смогли его выцарапать, минут пять корячились, кричали жутко, а на остановке наш спаситель выбежал на улицу и толпа погналась за ним...
Мы с подружкой пришли в себя, переступили, через покалеченных: один держался за глаз, другой за горло, а третий сидел и скулил. Его указательный палец лежал на тыльной стороне кисти, как пластилиновый, а когда мы проходили мимо четвертого - в конце вагона, нас чуть не стошнило: его нога была вывернута в другую сторону, как у кузнечика...
Мы выскочили с подружкой на платформу и поехали обратно домой. Ни на какую дачу уже не хотелось.
Бывают же на свете настоящие мужчины, дай Бог ему здоровья. Очень надеюсь, что толпа недобитков, его так и не догнала...

Эта история запала мне в мозг и не выходила оттуда, было в ней что-то до боли знакомое.
Во-первых: кто в здравом уме, один полезет на десять здоровых рыл?
Во-вторых: если кто и полезет, то будет вначале возмущаться и призывать к порядку и уж тем более не каждый скосит троих за секунду, как будто машина сбила...
Конечно же я вспомнил про своего друга детства Эдика, который служил в спецназе ГРУ. Он ведь каждые выходные тоже ездит к родителям впахивать на даче и тоже на этой электричке, да и почерк очень даже похож...(один раз видел его в «деле» – на красивую драку из боевиков – это было совсем непохоже...)
Эдик как-то рассказывал, как к ним в часть приезжал министр обороны и устроил соревнования между ними и своими любимчиками - десантниками.
Спецназ выиграл с сокрушительным счетом по всем дисциплинам, кроме рукопашного боя...
Просто потому, что бой проходил не между соперниками, а был показушно-отработанным. Десантники порадовали: высокими прыжками, кувырками и маханиями ногами выше головы, а спецназовцы такой фигней не занимались и просто стояли в парах, тупо имитируя друг на друге то чему их учили: выламывание пальцев, вырывание кадыков, отрывание мошонки и выкалывание глаз... Скажем прямо – со стороны не особо зрелищно...

Через пару дней, наконец выбираюсь в гости к Эдику и с порога подробно пересказываю ему всю эту историю о чудесном спасении.
Эдик улыбаясь дослушал до конца и сказал:
- Та ты шо...!? Как мир тесен, я в шоке! А что та девчонка так и сказала: «невзрачный мужичонка»!? Вот ведь коза! Весь прикол в том, что этих студенток те уроды уже тянули куда-то, девки орут: «Помогите! Есть среди вас мужчины!!?», а я про себя думаю: есть, есть, подождите чуть-чуть, а сам дожираю беляш. Только что купил, не выбрасывать же в окно и с беляшом к ним не пойдешь: подержите мой беляш уродцы, я пришел вас атаковать!
Чуть не подавился пока в себя запихнул...
Я:
- А как ты забаррикадировал дверь в тамбуре?
- Так я сразу как забежал между вагонами, захлопнул дверь, упал спиной на пол и снизу подпер ногой дверную ручку. Нога выдерживает 300 кг, так что, сколько бы их там не было – на ручку нажать нереально. Лежу себе спокойно, прикрылся руками от стекол (на случай если бы дверное окно разбили) и жду остановку.
- Нихрена себе, круто, догадался же, молодец.
- Догадался не я, а инструктор в армии догадался нас этому научить.
А если не знаешь как, то никогда не додумаешься – целая наука...
- Ну ты надеюсь, от них оторвался?
- Обижаешь. У них были бы шансы меня догнать, только если бы я бежал со стиральной машиной в руках... Кстати, если вдруг встретишь ту девчонку, то передавай ей привет от ее таинственного спасителя.

Тут в наш разговор резко вмешалась жена Эдика - Дина:
- Грубас, не вздумай передавать никаких приветов, обойдется! Ей видите ли приветы от спасителя, а мне этому «таинственному спасителю» отстирывать брюки и рубашку от мазута!

Непросто быть женой Брюса Уиллиса...


© грубас

[Рыська]

Да, уж! Вот это история! Я помню ездила на электричке в первое время как в Гатчину переехала,
но потом не стала, вечером ездить не приятно.... (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)
Браво таким мужичкам!

[Лёлька]

Вкусно написано, я прям влюбилась! (IMG:style_emoticons/default/smile.gif)

Мифы о холостяцком питании

Я умею сделать такие блины, что женщины плачут от зависти, когда едят их. Если бы я был девушкой, то подруги давно бы уже выпытали у меня рецепт, угрожая испортить маникюр или криво обстричь челку, а потом убили бы и закопали где-нибудь, чтобы единолично распорядиться этим секретом. Потому что женщина, умеющая печь такие блины, никогда не останется одна. Такими блинами очень легко вскружить головы всем мужчинам в подъезде, если чуть-чуть приоткрыть в процессе готовки входную дверь.

От этого им вдвойне обидно, что я вообще мужчина. Мне нет нужды вскруживать другим мужчинам головы. Полезный навык пропадает вхолостую. Это все равно, как если бы красные туфли на каблуке попали бы в лапы питекантропа. Ну на что ему красные туфли на каблуке, этой дубине мохнатой?..

Поэтому женщины едят мои блины, а сами плачут. Я специально кладу в тесто чуть-чуть меньше соли, чтобы блины не оказались пересолены слезами.

А еще я умею делать плов. Женщины приезжали отведать мой плов из самого Абакана. Съели два килограмма на троих, покурили на балконе и уехали обратно, сытые. Обещали, что приедут еще, если я снова сделаю плов. Из Новосибирска тоже приезжали, но я отказал в плове. Боялся, что из Абакана опять приедут. А однажды приехал брат из Калифорнии, и я сделал рулет с грибами и сыром. Потом он плакал и не хотел уезжать. Я имею в виду брата, а не рулет.

Еще я умею сделать кабачок с мясом, сыром и помидорами. Кабачок после этого выглядит так, что его хочется расцеловать в сырную корочку. Такой кабачок сделал бы честь любой выставке достижений народного хозяйства.

А о моей курице, тушеной в белом вине с дольками чеснока, ходят легенды. Ее почти никто не видел, но все слышали легенды о ней.

Например, есть такая легенда. Одна девушка пришла ко мне в гости, когда у меня была курица, тушеная в белом вине. Она съела половину и уехала домой. А поздно вечером позвонила мне и говорит:

— А можно я снова приеду?

Я согласился. Тогда она приехала и съела вторую половину. И снова уехала. И больше её никто не видел.

Сами понимаете, верить всему, что говорят легенды, не стоит. Наверняка её кто-нибудь да видел. Может, и сейчас кто-нибудь видит. Но во всяком случае, у меня дома она больше не появлялась. Какой смысл ехать туда, где больше нет курицы, тушеной в белом вине с дольками чеснока?..

Еще я полюбил делать яйца в мясной корочке. Делается это так: варится яйцо, обваливается в муке и разных других вещах, потом облепляется со всех сторон фаршем и этот кровавый колобок снова обваливается в муке и разных других вещах. Потом его надо пожарить. Когда я предъявил такое яйцо в мясной корочке одной своей знакомой, мне сказали, что я гнусный лжец, потому что мужчина по определению не способен сделать столь сложное блюдо, не прибегая к помощи женщины, полуфабрикатов или нечистой силы. Она сказала, что верит той части рассказа, где я сварил яйцо. Остальное убедило ее в моей лживости.

Впрочем, она поверила мне, когда я в ее присутствии напек ей блинов. Тогда она сказала мне:

— Ничего не понимаю. А почему же ты до сих пор не женат, если умеешь делать блины?

А потом подумала несколько секунд, и добавила:

— Хотя нет, поняла. Зачем тебе жена, если ты и сам умеешь делать блины?..

Я пытался ее переубедить, говорил, что очень хочу жениться. Обещал даже сварить утром кофе, но она доела блины и уехала. Наверное, надеялась войти в легенды.

А вообще, чем дальше я рассказываю, тем сильнее мне хочется есть.

Пойду, яичницу пожарю.



© alex_aka_jj

[Пенка]

Я пытался ее переубедить, говорил, что очень хочу жениться. Обещал даже сварить утром кофе, но она доела блины и уехала.

Ну и дура.Где она ещё таких блинов отведает?

[Лёлька]

Ну и дура.Где она ещё таких блинов отведает?

Это клиника, Пеныч (IMG:style_emoticons/default/laugh.gif)

[Пенка]

Это клиника, Пеныч (IMG:style_emoticons/default/laugh.gif)

Да.Такой талант пропадает зря... (IMG:style_emoticons/default/rolleyes.gif)